— Аметист, хотя он может слиться с вечерним небом, а смеркается нынче рано. А если розовый? — задумался Такангор. — Нет, розовому — отказать. Это какой-то девчачий цвет.
— Вы думаете? — заволновался Прикопс, оглядывая свой розовый жилет. — Мадам Хугонза сказала, что он очень освежает, смягчает строгую фактуру и, к тому же, сделала отличную скидку.
— Сколько? — спросили хором Такангор, Думгар и Гизонга, знавшие толк в скидках.
— Полтора процента.
— Допустим, цвет нежный, — сказала мама. — Сколько?
Дина Рубина
— За такой оттенок я просил бы не меньше семи, — заметил Гизонга.
— И полпроцента за смелую оригинальность, — посоветовал Думгар.
— Вы же постоянный клиент! — возмутился минотавр. — Господин Ас-Купос делает постоянным клиентам шестнадцатипроцентную скидку!
— Волшебный, сказочный край, — вздохнул Прикопс. — Как вы и восхваляли в ваших письмах.
— Вы еще не посещали наш зимний сад и цветники, — заметил польщенный голем. — После военного совета я распоряжусь, чтобы Фема и Мема сделали вам экскурсию. Это дендроиды, двойняшки, наши главные садовники, — пояснил он.
Думгар собирался сказать что-то еще, и Юлейн тоже хотел вставить пару фраз о том, что еще не видел музея, и Зелг собирался похвастаться бассейном с рыбками и черепашками, но тут из-за открытого окна донесся такой звук, точнее, такая какофония звуков, что все умолкли и нервно переглянулись.
— Гухурунда? — казалось, говорили их взгляды. — Несколько гухурунд? Отряд гухурунд? Или армии вторжения уже столпились во дворе и вопят, стучат в барабаны и извлекают шум из всего, что под руку попадется.
Как писал впоследствии Бургежа, Кальфон Свирепый авторитетно заметил, что приблизительно так воют попавшие в западню тысячи душ, а если пустить фоном рушащиеся скалы, грохот водопада и гром несущейся снежной лавины, то выйдет что-то очень похожее, особенно если при этом еще скрести стальными когтями по дну железного таза. В общем, вы уже поняли, что летописцы не берутся передать этот звук, но утверждают, что он впечатлил даже самых закаленных демонов.
Пытаться рассказать музыку — все равно,
что тушить пожар по переписке
Александр Генис
Такангор решительно выглянул из окна.
—Что там? — тревожно спросил Зелг. — Что это за рев и вой?
— Это Бумсик и Хрюмсик играются с косматосом, — безмятежно отвечал генерал.
— Ужас какой! Нужно немедленно бежать на помощь!
— Ну, он смертельно опасное непобедимое чудовище. Может и потерпеть. Кстати, а откуда мы взяли косматоса?
Вопрос был поставлен ребром, и как символический ответ на него, перед Такангором вырос демон, при одном только взгляде на которого становилось ясно, что это вассал Малакбела. Кошмарная тварь едва удерживала в огромных лапищах элегантную шкатулочку из золотистого ореха с милым орнаментом на крышке. С поклоном вручив ее минотавру, демон все так же молча истаял.
Такангор открыл шкатулочку и вынул изящный продолговатый черный конверт, а из него — записку «Примите сего косматоса в дар от тайного поклонника вашего великого таланта. Лорд Малакбел Кровавый, Сеятель Смерти».
Косматос был великолепен. При одном взгляде на него ундина, сидевшая в ветвях предсказательного дуба и моловшая там всякий вздор про погоду на ближайшие дни, упала — сначала в обморок, а потом с дерева.
— А зачем же он подписался полным именем, если хотел, чтобы подарок был от тайного поклонника? — удивленно спросил Юлейн.
— А вдруг бы Такангор не догадался, от кого это, — пояснил Кальфон, недоумевая, как это люди не понимают такие простые вещи.
Поскольку призраки были в кассарийском замке постоянными обитателями, а подданные Сеятеля Смерти встречались редко, неудивительно, что демон Крови привлек всеобщее внимание, и никто не заметил, что в ту самую минуту, когда Такангор открывал шкатулку, генерал да Галармон тоже взял какой-то конверт из рук морока в серебристом плаще и зеркальной маске. Прочитав это послание, он отреагировал, мягко говоря, своеобразно.
Генерал даже не побледнел, он как-то поблек, позеленел и криво сполз со стула.
— Что с вами, Ангус? — не шутку встревожился маркиз.
— Это катастрофа, — едва слышно прошептал благородный генерал.
— Мальчик? Да? Скажите мне правду, — вскричал Юлейн. — Они все-таки установили этого хулигана с его какофонической зверюгой? Да?!
— Хуже, — пробормотал генерал, вытирая посланием лоб.
Благородное собрание задумалось, что может быть хуже, потому что так сразу и не скажешь.
— Что, — спросил прямодушный бурмасингер. — У нас из-под носа взяли столицу?
— Кто-то организовал еще одну Кровавую Паялпу? — прошелестел умирающим голосом Архаблог.
— Не говори так, я этого не вынесу, — прошептал Отентал.
Кузенам через ночь снились кошмары, в которых некто бессовестный и предприимчивый устраивает свою Кровавую Паялпу и переманивает к себе Борромеля, Бедерхема, Такангора и всю хлебопекарную роту. Другим, как оказалось, тоже снились кошмары — только другие.
— Казна разграблена? — завопил Гизонга.
— Князь Люфгорн совершил государственный переворот? — предположил граф да Унара.
— Еще хуже. Сегодня ночью таинственно исчезло боевое знамя шэннанзинского полка, — поведал Галармон немеющими губами. — Я вынужден отдать приказ о его расформировании. Сбылся мой худший кошмар.
Если бы тиронгийский полководец во всеуслышание объявил о своем намерении пожертвовать свою коллекцию фамильных рецептов Детскому Гвардейскому Приюту, минотавр и то смотрел бы на него с меньшим удивлением. Скорбное выражение лица Ангуса да Галармона он тем более не одобрял. Такангор полагал, что радость образуется в организме несложным волевым усилием.