Все волки Канорры - Страница 74

— Стой на своем, — шепнул он брату, когда Мунемея отвлеклась на какой-то посторонний шум снаружи. — Я вот думаю, ну что она может нам сделать? Не убьет же, в самом деле?

— Недостаток воображения — плохая защита, и безопасности не гарантирует, — сказал родной голос над самым его пуховым ухом. — Вот берите пример с сестер: сидят тише воды, ниже травы, стучат молоточками — невпопад, конечно, притворяются, что работают, а на самом деле — прислушиваются.

— Они хитрые, — обиженно прогудел Бакандор. — Они же девчонки. А нам с братом присущ рыцарский героизм и самопожертвование во имя неведомой, непонятной, но прекрасной цели.

— Это не героизм, а фанатизм.

— Почему это? — обиделись будущие герои.

— Потому что откуда известно, что цель прекрасна, если она неведома и непонятна.

— Ну вот, — огорчился Милталкон. — Мало нам хитростей, так вы, маменька, сюда еще и логику приплели.

— Хитрость нужна воину не меньше, чем логика. А полководцу — и подавно. А теперь к делу. Как втолковать вам, что в этот ларец нос совать не следует?

— Очень просто, — отвечал Бакандор, ставший безмерно отважным после того, как вообразил, что он все равно уже мертв, и терять больше нечего. — Скажите, почему нельзя.

— Вы чудесные дети: добрые, честные, отважные, сильные, — внезапно смягчилась Мунемея. — Вас ждет великая судьба. Но в этом ларце лежит вещь, которая никогда не будет принадлежать ни одному из вас. Она ждет своего нового хозяина, и я берегу ее для него. Я уже говорила вам — это совсем другая жизнь и совсем другая смерть. Она предназначена не вам. И поскольку сейчас вы логично спросите, так что же это, я отвечу так: в свое время узнаете.

— Маменька! Вы понимаете, что только напустили туману и еще больше нас заинтриговали?! — вскричал раздосадованный Милталкон. — А коварным заявлением, что это чужая вещь, вы начисто перекрыли нам возможности для импровизации и успешного взлома.

— Уверена, что я хорошо вас воспитала, — согласилась Мунемея. — Терпение, молодые люди, терпение. Победа в результате достается не самому сильному и не самому хитрому, а самому терпеливому.

— Вам хорошо, вы-то знаете, в чем секрет, вам не нужно все время ломать над этим голову! — укорил Бакандор.

— Мне есть над чем поломать голову, кроме этого.

— А где вы берете тему, если вокруг ничего не происходит?

Мунемея уставилась на сыновей не то с восхищением, не то с сожалением. Они не поняли.

— Вокруг всегда происходит что-то судьбоносное. Нужно просто внимательно смотреть.

— Куда?

— Да хотя бы в сегодняшний номер «Королевского паникера».

Братья переглянулись.

— Там, наверное, опять про политику.

— А война, по-вашему, что такое?

— Сражения и битвы!

— Война — это тоже политика и ничего, кроме политики.

Война — это продолжение политики другими средствами

Жорж Клемансо

— Маменька! — вскричали минотавры в непритворном ужасе. — Что вы такое говорите! Политика — это жутко скучно. А война — весело и отрадно.

— Кого я воспитала! — вздохнула Мунемея.

— Надежду и опору. Утешение на старости лет, — бодро отрапортовали братья.

Тут Бакандор, как старший и более искушенный в отношениях с прекрасным полом, сообразил, что наступил как раз тот самый момент, когда молчание — золото, но он этот момент уже упустил.

Мунемея скрестила руки на груди.

— Надеюсь, мы закончили эту милую беседу?

— Да, да, — нестройным дуэтом запели Бакандор и Милталкон. — Закончили. Мы все равно торопимся. У нас еще столько дел по дому, столько дел. И бублихулу прополоть, и вот еще надо имущество чеканить, и воды наносить, и лабиринт подмести, и посуда у нас там где-то… где-то там… посуда.

— Ну, если посуда, не смею задерживать, — сказала Мунемея. — А когда вырастите три куста роз, откройте газету, полюбопытствуйте, что в мире происходит и что, соответственно, произойдет в ближайшее время.

— Как ты думаешь, про три куста роз — это она иносказательно или в приказном порядке? — тревожно спросил Милталкон.

— А про газету?

* * *

Если правильно перечеркнуть минус, получится плюс

Хотя в поместье творилось сущее светопреставление, удача была скорее на стороне кассарийцев. Рассматривая впоследствии возможные варианты, все единодушно согласились с тем, что как бы трудно им ни пришлось, могло быть гораздо хуже.

Во-первых, воркующие жених и невеста, Намора и Мумеза, весьма своевременно отправились в путешествие, чтобы укрепить пошатнувшуюся из-за мелких разногласий идиллию. Они намеревались посетить нескольких коллекционеров фарфора и фаянса, навестить самых выдающихся поставщиков керамики и завернуть по дороге в два-три антикварных магазинчика где-нибудь в провинции, где нравы посвободнее, а продавцы мыслят шире и масштабнее, и потому, завидев в дверях грандиозную тушу существа, на котором буквально огненными рунами написано, что он демон, не хлопаются в обморок, не мчатся со всех ног вызывать экзорциста с суицидальными, вероятно, наклонностями, не таращатся как на худший кошмар своей жизни, а расплываются в улыбке и щебечут:

— Хвала богам! Как хорошо, что вы зашли именно сегодня! У меня припрятан уникальный предмет специально для такого ценителя прекрасного, как вы! Ибо глядя на вашу восхитительную спутницу, только безумец усомнится в том, что в жизни вы предпочитаете самое лучшее и знаете в этом толк, — и вытаскивает из-под прилавка какую-нибудь кошмарную терракотовую кособуку. Вот такие лавочки Намора Безобразный ценил и любил, а Мумеза сдержанно одобряла. И поскольку вездесущие таксидермисты во главе с Морисом подбросили пару адресов в окрестностях Юкоки и Лялятополиса, самая активная и бескомпромиссная пара Кассарии сейчас отсутствовала.