— Он не твой, он общественный, — почти не слушая, возразила мумия.
— В этом поколении он лично мой!
— Не учи дедушку чесать в затылке. И ни на что, кроме, ты там не набрел?
— Я… — Зелг собрался было сообщить без купюр все, что думает о приставучем предке и его тиранских замашках, но чуть не прикусил себе язык.
Он вспомнил. Как же он до сих пор не вспомнил, как не догадался?
А-зун ауробигао гухурунда варантуки
Фэ-нань шэтэтэк нагангарнгна.
Вот где он слышал о гухурунде, каноррском мстителе.
— Дедушка! — сказал он.
— Не нравится мне этот тон, — заявил Дотт. — Чересчур много раскаяния в голосе, если ты понимаешь, о чем я. Это пугает.
— Дедушка!
— Ого, — согласился Узандаф. — Какая фиоритура! Хоть не слушай дальше. Ну… признавайся…
— Я просто читал книжку. Уверен, что она называется «Все волки Канорры», хотя потом название куда-то делось.
Это хорошо, что мумии не бледнеют. У них не получится побледнеть, даже если им пригрозить солидным штрафом — конституция такая. Мумии навсегда темно-желтые, восковые, и даже смертельный ужас не заставляет румянец сбежать с их щек, потому что это уже проделала смерть больше тысячи лет тому. Вот единственная причина, по которой Узандаф не стал белым, как харцуцуйское полотно. Не побледнел и доктор Дотт. Он замерцал, как огонек свечи на сильном сквозняке. И еще он что-то такое сказал. Мы сперва думали записать дословно, а потом раздумали. Будем считать, что это был энергичный медицинский термин, сорвавшийся у него с языка в момент наивысшего потрясения.
— Вслух читал? — спросил Узандаф Ламальва, когда голос к нему вернулся.
— Недолго.
— Недолго — это сколько?
— Не больше часа! Час! Может, чуть больше, но не больше, чем чуть…
С дедулиного языка тоже что-то такое сорвалось, что срывается с языка мумий в момент, когда мумиям кажется, что у них уже нет слов.
— А с чего ты вообще взялся это читать?
— Мне казалось, я вот-вот пойму, о чем речь. Вот еще чуточку, и ухвачу самую суть.
— Сколько раз тебе повторять — не читай вслух, если не понимаешь. Не бери даже в руки! Это же ты!
— А почему библиотекарь меня не предупредил? — обиделся Зелг.
— Внучек, — сказал Узандаф тоном, который приберегал для самых поучительных своих речей. — Он — библиотекарь, ты — кассарийский некромант. А не наоборот. Так что это ты должен читать ему лекции о заклятьях и превратностях магических путей, а он — внимать и важно кивать головой, ничего не понимая. А не наоборот. Уяснил? Ну, и что ты читал?
— А это можно произносить на людях?
Мумия и привидение многозначительно переглянулись. Нет, вы только посмотрите, — говорили эти взгляды, — теперь он вдруг забеспокоился о безопасности. Поздно волноваться о лысине, когда голову рубят. Это они уже сказали вслух. Где ты тут людей увидел? Это они тоже, как вы понимаете, не утаили.
— Ладно, — неохотно протянул герцог. — А-зун ауробигао гухурунда варантуки фэ-нань шэтэтэк нагангарнгна.
Узандаф явно собирался как-то прокомментировать услышанное, но тут их междусобойчик был прерван появлением Думгара, Мадарьяги и Гампакорты.
— Князь любезно согласился поведать нам о гухурунде, — сообщил великолепный голем. — А мы, в свою очередь, хотели внести предложение: сложившаяся ситуация требует вмешательства специалистов по расследованию преступлений. И самым логичным будет воспользоваться нашими связями при дворе и пригласить для дознания графа да Унара и господина Фафута. Ну, и остальных, то есть генерала, маркиза и вашего кузена, чтобы они не чувствовали себя заброшенными.
— Замечательное решение! — обрадовался Зелг. — Нужно немедленно послать кого-то в Тиронгу.
— А давайте я слетаю! — вдруг предложил Дотт. — Давненько я не развлекался в столице. И им будет что вспомнить.
* * *
В истории любого народа найдется немало страниц, которые
были бы великолепны, будь они правдой
Дени Дидро
– Все так хорошо помнят, что сделал нерожденный король с моей цветущей родиной, что совершенно забывают, чем была Канорра до нашествия Бэхитехвальда, – просто сказал Гампакорта, когда они покинули трапезную и устроились в малом зале совещаний для долгой обстоятельной беседы. – Почему-то всем кажется, что Галеас Генсен коварно напал на прекрасную мирную страну, колыбель цивилизации, этакий гибрид цветника, вишневого сада и библиотеки с вкраплениями каруселей, где слышался только звонкий детский смех и звонкое пение птиц.
– Похоже на ночной кошмар идиота, – хмыкнул Мадарьяга, не привыкший подыскивать эвфемизмы, находясь в дружеском кругу.
– И звонкое журчание ручейка, – вставил Такангор. – Добавьте ручеек, и получится законченная картина.
– Ах, друг мой, – развеселился оборотень, – я и не подозревал, что вы такой поэт. Вы правы. И звонкое журчание ручейка.
– Хотите сказать, князь, что ничего этого и в помине не было? – спросил Зелг, который до сего момента именно так, включая звонкий ручеек, поющий между замшелых камней, и представлял себе ту, давно исчезнувшую Канорру.
– Нет, все было, конечно – и парки, и сады, и библиотеки, и даже дети – куда ж без них. И Шудахан был воистину великолепен – величайшая из столиц того, канувшего в небытие мира. Вообразите крепостные стены, сложенные из светло-серого камня, величественные башни, как будто головы драконов, возвышающиеся над городом. Светло-голубые башни, на которых развеваются синие с золотом флаги. Фонтаны, облицованные аквамарином и флюоритом на дворцовой площади. Сам королевский дворец, обитель моих отцов и дедов – похожий на огромную пеструю раковину, утопающую в зеленом море парков. Ах, видели бы вы, как было красиво в городе зимой, когда зеленые и красные крыши выглядывали из-под шапок белого снега, и золотые шпили тускло сияли в неярком свете вечернего солнца. – Князь на секунду замолчал, будто у него перехватило дыхание. — Но было и другое, гораздо более важное. То, что делало Канорру Каноррой и что, в конечном итоге, стало причиной ее гибели.