Все волки Канорры - Страница 28

ГЛАВА 3

Все в жизни не случайно происходит, а по тем или иным причинам.

Обычно — по иным.

Из записок М. Гаспарова

Любовь к точности не позволила Зелгу сказать, что в библиотеке было многолюдно, потому что людей там как раз вообще не было. Но народу среди книжных шкафов собралось немало.

Бургежа, вошедший во вкус издательской деятельности, нашел занятие всем, кто встретился ему накануне вечером во дворе замка, и теперь Агапий Лилипупс, сопя от нечеловеческого напряжения, корпел над своей биографией «Тролли в строю», будучи не вполне уверен, может ли он считаться троллем, или после того, как Зелг поднял его из могилы на Лисалийских холмах, он все-таки зомби. В принципе, Лилипупсу, как он неоднократно говорил, «было на это глубоко все равно», но бригадный сержант славился своей дотошностью, и такая деталь не могла оставить его равнодушным. Поэтому на третьем ярусе библиотеки, в отделе «Умертвия, зомби, не-мертвые», два библиотечных призрака и трое дендроидов-архивариусов с головой погрузились в изучение этого вопроса. Призраки переливались всеми цветами радуги и слегка искрились, дендроиды шумели ветвями и возмущенно скрипели. Когда их научный спор достигал апогея, сверху тянуло холодным сквозняком, и по библиотеке начинали летать листья и кусочки древесной коры.

Князь Мадарьяга увлеченно строчил заметку под названием «Что должен носить элегантный вампир. Гардероб кровососа: ретроспективы и перспективы» — его со всех сторон неприступными горными массивами окружали издания по вопросам моды и стиля. Тут же домовой, отвечающий за изделия из текстиля и кожи, с грустью подшивал в огромный том отчет об утраченных из-за осеннего обострения троглодитского домоводства салфетках, полотенцах и поварском фартучке.

Виновники разгрома трудились локоть к локтю за соседним столом: Карлюза писал эссе психологического содержания «В чем смысл счастья»; а Левалеса пообещал украсить журнал «Сижу в дупле» своими путевыми заметками и теперь размышлял над эффектным названием. Он колебался между заголовками «Куда глазами глядя» и «Извилистый путь наших дорог».

Сам же издатель и лауреат вел прием репортеров за столиком у подножия гигантского глобуса; точнее, он принимал одного начинающего репортера, нашего старого знакомого демона Борзотара.

После того, как Намора окончательно и бесповоротно засел в Кассарии, его верный адъютант оказался в двусмысленном положении. Конечно, правило «вассал моего вассала — не мой вассал» действует и в Аду, но с другой стороны Князю Тьмы не ответишь запросто «а это, голубчик, не вашего ума дело», если он требует объяснить, куда подевался его славный генерал и твой непосредственный командир. Так что с недавних пор Борзотар старался реже бывать в огненных чертогах, избегал попадаться на глаза Каванаху, Сатарану и Малакбелу и не мельтешил в казармах. Он предпочитал отсиживаться в замке. Но когда Намора развелся с Нам Као и заточил ее в Башне Забвения, в поместье повелителя экоев воцарилась непривычная, даже гнетущая тишина. Слуги — привыкшие к тому, что высокородная супружеская пара каждый день спорила до хрипоты и поединка, порой — магического, а порой такого, какой деликатный Борзотар изящно именовал дуэлью, а демоны попроще мордобоем — затосковали и впали в депрессию. Оруженосцы и адъютанты Наморы, грустно нахохлившись, сидели на насестах по своим башням, а двое вообще впали в спячку. В замке стало пусто, уныло и скучно, только довольный домоправитель затеял генеральный переучет имущества. Дома верному адъютанту тоже приходилось несладко, ибо, как и все его товарищи по оружию, он проигрался в пух и прах, поставив свои сбережения на победу Адского воинства в четырех поединках и самой битве.

Веками мечтавший хотя бы ненадолго отдохнуть от своего свирепого генерала, Борзотар с ужасом обнаружил, что соскучился по Наморе всего за пару дней. Так что он с огромной радостью принял дружеское приглашение князя навестить его в Кассарии, осмотреться, что да как.

Ему с удовольствием составил бы компанию Флагерон, но тут вмешался Каванах, который категорически запретил своему любимцу все, что было хотя бы отдаленно связано с доктором Доттом. Он заявил, что бесчинства тоже должны протекать в рамках приличий, и приказал отставить призраколюбие, эротические фантазии о кожаных халатах, лирические вздохи и прочий внеуставной разврат. Флагерон попросил приятеля передать его самый нежный и горячий привет ветреному халату и остался тосковать в преисподней, а славный экой отправился на поверхность.

Если Борзотар и волновался, найдется ли ему в Кассарии какое-нибудь дело по душе, то зря. Не успел он материализоваться на замковом подворье, чтобы засвидетельствовать свое почтение герцогу, как тут же был схвачен и вовлечен в издательский процесс. Он не сопротивлялся. В Аду уже все знали, что эльфофилин в поисках сюжета — неодолимая сила.

— Вас-то мне и нужно, голубчик! — завопил лауреат Пухлицерской премии, как если бы он в последний год только тем и занимался, что безуспешно разыскивал по всему свету следы вот этого самого демона.

— Чем могу? — опешил Борзотар.

— Ничем. Зато я могу, — заявил Бургежа, любивший предельную точность. — Вам наверняка нужны деньги.

Демон расцвел. Он понял, что эльфофилин неприлично разбогател, и хочет пристроить лишние деньги в хорошие руки.

На сердце у меня растаяла медовая лепешечка

Виктор Шендерович

— Нужны! — воскликнул он, хотя Бургежа утверждал, а не спрашивал.