Зелг повертел в руках пухлую книжицу. Что и говорить — она была буквально создана для того, что заносить в нее остроумные и глубокие мысли, интересные заметки и яркие воспоминания.
— А почему нет, в конце концов? — спросил себя Зверопус Второй категории. — Это ведь ужасно интересно.
Он посмотрел в зеркало. Его двойник, оказывается, давно сидел за письменным столом, во всяком случае, он успел исписать чуть ли не четверть тетрадки. Перед ним стояли несколько чернильниц, и он макал перо, не глядя, то в одну, то в другую, временами промахиваясь и что-то недовольно бурча. Если молодому некроманту не изменяло зрение, зеркальный Зелг даже немного курился сиреневым дымком вдохновения, как начинающий вулкан.
Зелг открыл книгу и уставился на пустую страницу.
У чистых листов — пишущие существа знают об этом не понаслышке — есть одно магическое свойство: они будто шепчут, подсказывая нужные слова, гипнотизируют глядящего, призывая его заполнить пустоту, создать из ничего что-то стоящее, что останется жить после того, как сам создатель этого бумажного мира канет в вечность. Они обещают взамен быстрой вязи мелких буковок, нечто, весьма похожее на бессмертие.
Некромант задумался над первой фразой. Ему хотелось сказать многое, но он понимал, что начинать нужно с главного. Его рука на миг зависла над страницей, а затем, как бы своевольно, не ожидая его согласия, принялась выводить слова.
У жизни есть одно изумительное свойство: она налаживается, входит в колею, идет своим чередом, приобретает смысл, наполняется любовью, дает ростки, торжествует и в самом самом конце — продолжается, несмотря ни на что.