— Потому что ребенок правильно питался, — сообщил Думгар, который лично выкармливал крошку смесью молока мантикоры, молока сфинкса, настойки бабки Бутусьи и нескольких ядов из трехведерной бутылочки.
Дьюхерст мечтательно вздохнул, как вздыхал всегда, когда речь шла о том, чтобы правильно попитаться. В младенчестве у него был отменный аппетит, и он сумел сохранить его в неприкосновенности. Пожалуй, даже великолепная Мунемея не нашла, к чему бы тут придраться.
Батаар переступил с ноги на ногу и грохнул кулачищем о воздвиг, сотрясая равнину. Несколько конных рыцарей рухнули наземь вместе с лошадьми. Воздух огласило жалобное ржание.
Вообще, это только демоны так спокойно обсуждали происходящее. Остальные участники сражения реагировали на появление Батаара куда более нервно, и старались оказаться подальше от великана, возникшего неведомо откуда и неизвестно с какой целью. Скорее всего, такое чудовище настроено рвать и метать, и истреблять людей, но оно отчего-то мешкало и выглядело не столько свирепым, сколько задумчивым.
Змеерукий сказал правду: бог васипасов был туповат, соображал медленно, и до его мозгов еще только доходил приказ лорда Саразина обрушиться на армию Тиронги и Кассарии. Дело в том, что как и его давно вымершие подданные, Батаар плохо разбирался в географии, а заодно и в истории, и в современной политике. Словом, он не мог отличить армию Тиронги от любой другой армии и натужно думал, как это сделать. Лично он гораздо охотней крушил бы без разбору, но новый наниматель оказался ужасно капризным и требовал точного выполнения инструкций, грозя тем, что не заплатит за халтурную работу. Наниматель был страшно, дико, невообразимо силен; Батаар не понимал, почему бы ему самому быстренько не провернуть такое простое дельце, но это интересовало его в последнюю очередь. Вознаграждение, обещанное за помощь в битве, его устраивало, даже, откровенно говоря — весьма прельщало. В последнее время ему редко что-то предлагали и еще реже что-то давали. Печальнее, чем у него, дела обстояли только у Юлейна, который за тридцать два года жизни заработал одну золотую рупезу. Так что Батаар старался сделать все правильно, и к величайшей досаде лорда Саразина именно его старательность тормозила процесс истребления кассарийцев.
— Ну, я пошел, — вежливо сказал Сатаран. — Я быстро.
— Удачи, — отозвались Юлейн, Зелг и Такангор.
Демоны ничего не сказали. Они знали своего лорда-маршала не одну тысячу лет, и понимали, что удача здесь ни при чем. С ней или без нее, он все равно сокрушит и Батаара, и сотню других врагов — сильнее и опаснее. Это доказывает, что не стоит слишком полагаться на статистику. Жизнь не подчиняется и статистике, она полна сюрпризов, и если об этом не помнить, многие из них могут показаться неприятными.
Змеерукий не привык к фамильярности. В Аду над ним стоял только Князь Тьмы, а он имел моды хватать своих вельмож за хвост или крылья и неистово дергать, привлекая к себе внимание. Лорд-маршал резко развернулся и распахнул невероятную пасть, намереваясь проглотить наглеца, но тут же отпрянул, оглушенный дикими криками. В ушах у него звенело, как после выступления баньши, и он изумился: надо же, такой субтильный человечек, а так знатно верещит.
Такангор сочувственно загудел что-то под нос. Он с необычайной отчетливостью вспомнил то изумительное летнее утро, когда всю Кассарию подняли на ноги радостные вопли жреца-энтузиаста. С тех пор минотавр уже узнал, что Мардамон кричит для ясности. Он думает, что чем громче, тем его лучше понимают.
— Подождите! — вопил Мардамон, дергая Сатарана за кончик крыла. — Не надо вы! Можно лучше я? Можно?! Ну, можно?
— Зачем это вам? — подозрительно спросил Юлейн.
— Это же Батаар! — еще громче закричал жрец, чтобы и древнеступу было понятно.
— Батаар, — подтвердил Кальфон. — А вы васипас?
— Я не васипас. Я—Мардамон.
— Тогда какое отношение вы имеете к Батаару? — не унимался Кальфон.
— У нас в Таркее все знают Батаара. Мой папа был жрецом Батаара.
— Папа — васипас? — не сдавался Кальфон.
— Папа — не васипас, — рассвирепел жрец. — Папа — папа Мардамона.
— Почему? Вы стали Мардамоном раньше, чем он стал папой?
Шипеть на демона — не самая лучшая идея, но Мардамон зашипел. Кальфон стал накаляться — в прямом смысле слова, пламя загудело вокруг него, как в доменной печи.
— Друзья, друзья, — примирительно заговорил Зелг. — Давайте вернемся к Батаару.
— Перед тем, как эмигрировать в лучший мир, — сообщил жрец гордо, — папа научил меня древнему заклинанию. Называется «Обидные слова». Батаар слышит эти слова, очень обижается и молча уходит.
— Молча?
— Даже не пикнув.
— Так-таки возьмет и уйдет?
— Он очень обидчивый.
— Что же вы, голубчик, казенного курьера обидели?
— Позвольте! Я его не обижал!
— Как же, не обижали. А он пришел такой обиженный.
Ильф и Петров, «Двенадцать стульев»
— А знаете, — внезапно сказал Сатаран. — А давайте, чего там, хорошая идея.
— Правда? — изумился Зелг.
— Как слеза феникса. Вот смотрите: сначала Батаар грохнет этого энтузиаста нам на радость и облегчение, потом я повергну Батаара в прах, потом Дьюхерст разотрет его в пыль, а после этого мы все дружно и спокойно продолжим воевать.
— Шикарный план, — одобрил Такангор. — Только нам не подходит.
— Почему?
— Мардамон дорог милорду как память о днях минувших.
— Дорог? — подозрительно спросил Карающий Меч Князя Тьмы.