— Моя отважная! Ты неповторима! — умилился рыцарь. — В том-то все и дело, что я не знаю, отчего магистр решил его упразднить. Полагаю, причина в том, что случилось нечто ужасное, и Великого магистра больше нет. Он встретил врага более сильного, и проиграл решающую битву. Это самое простое объяснение.
— Что значит — проиграл?! Кому — проиграл?! — снова взвилась Гризольда, и в буквальном смысле — тоже, под потолок. — Ты же только и делаешь, что говоришь, что это самый великий Великий Магистр за всю историю ордена. А даже если и проиграл, ты-то тут при чем? Ты-то ничего не проигрывал! И почему он никого не призвал на помощь, мы все могли бы вмешаться?!
Тут фея внезапно представила себе жизнь без Таванеля и осеклась на полуслове.
— Ох, — сказала благородная душа, умело пользуясь возникшей паузой. — Это такой долгий рассказ.
И уже приготовилась было рассказывать. А остальные приготовились было слушать. Из чего мы смело делаем вывод, что они плохо изучили характер кассарийской феи.
— Да какое мне дело до этих эпических подробностей! — возмущенно закричала она, размахивая трубкой перед клювом Крифиана. — Мы же не роман читаем! Делать-то, делать-то что?!
— Вероятно, смириться. Я уже поведал князьям все тайны, которые хранил во имя Ордена, и надеялся провести последние часы с тобой…
Было мгновение — короткий миг, но его вполне хватило всем присутствующим на долгие годы вперед, когда им показалось, что лорду Таванелю судьбой отмерено гораздо меньше времени, чем он оптимистически предполагал. Но фея не зря славилась на всю Кассарию трезвым умом и отсутствием сантиментов. Она быстро вычислила, что убийство мужа никак не сохранит их брак и даже не продлит ему жизнь. А она предполагала провести с ним еще много счастливых веков, за которые он, быть может, выучит, что слово «смириться» не из ее словаря.
— Потом, — сказала она глубоким голосом, который обещал счастливому избраннику незабываемые впечатления, — мы обсудим отдельные моменты. Не теперь. Но потом — ох, как мы поговорим!
Бойтесь разозлить доброго человека
Натан Эйдельман
* * *
Знакомо ли вам это странное расплывчатое состояние, когда после какой-то особенно крупной неприятности вы засыпали сном праведника. Сон этот был крепок и сладок, и снилось вам, что ничего страшного не произошло; что все не только осталось по-прежнему, но и стало как-то благостнее, ярче, лучше и что впереди ожидает неожиданная радость. И первые несколько минут после пробуждения вы все еще беспричинно счастливы; как вдруг память возвращается — сразу и вдруг — будто падает сверху ледяная волна, сбивает с ног, подхватывает и волочит за собой; и в животе образуется сосущая пустота, и так тоскливо, тоскливо… И хочется нырнуть обратно под одеяло, укрыться с головой, закрыть глаза и втянуться обратно, в ушедший сон, в ту реальность, где нет этого кошмара.
Удели своим неприятностям два часа в день, и используй это время, чтобы хорошенько выспаться
Янина Ипохорская
Зелг безмятежно улыбался, посапывая. Ему снилась тенистая аллея замкового парка, в которой он весьма удачно продолжил то, что начал в спальне. Он обнимал Касю, целовал ее, а она смеялась и плакала одновременно, и тоже целовала его солеными губами, и все говорила, говорила — что теперь она вернулась навсегда, и что больше в их жизни не случится ничего плохого, да и это был всего лишь жуткий сон. А теперь наступит покой и счастье. Он наклонился, чтобы поцеловать ее как можно обстоятельнее, но тут она ткнула в него чем-то твердым и сказала:
— Галя! Проснитесь немедленно!
Зелг попытался перевернуться на другой бок, но грозный голос велел:
— Галя! Скажите ему!
— Что? — сонно удивился герцог.
— Не знаю. Придумайте! Он хочет оставить меня вдовой с семнадцатью детьми!
— Сколькими?! — прохрипел Зелг, с которого мигом слетели остатки сна.
— У фей обычно многодетные семьи, — пояснила Гризольда, устраиваясь у него на колене и жестикулируя погасшей трубкой. — И у нас могла бы. Но он собирается нас бросить.
— Сударь мой! — укоризненно воскликнул Зелг.
— Как вы можете?! — укоризненно воскликнул его зеркальный двойник.
— Гризя! — укоризненно воскликнул лорд Таванель. — Побойся бога!
Гризольда, женщина одаренная, заметила общую тенденцию к бессмысленным восклицаниям, но следовать ей не стала. Вместо этого фея фыркнула. То был не фырк, а целая симфония. Тут были и горькая усмешка (а ему есть какое-то дело до наших проблем?), и сомнение (он вообще когда-нибудь чем-нибудь интересуется?), и даже завуалированная угроза (еще поглядим, кто кого должен бояться!). Больше к Тотису в этом разговоре никто не взывал.
— Итак, Галя, ухватывайте суть: неизвестный магистр Ордена Кельмотов…
— Великий Магистр, — уточнил Таванель.
— Испарился куда-то со своего поста. Уэртик подозревает, что прямиком на тот свет…
— Я предположил, что случилось нечто ужасное, если Орден распущен в одночасье.
— А откуда вы это знаете? — растерянно спросил Зелг.
— Галя, соберитесь, это лишние детали. Отриньте их и займитесь делом.
Герцог беспомощно уставился на Уэрта да Таванеля. Ты же бесстрашный рыцарь, говорил его взгляд, приди же на помощь страждущим и обездоленным, внеси ясность в происходящее.
Я больше не чувствую силы, которая питала меня все эти годы. Я и сам толком не понимаю, как это устроено — перстни, которые мы получили при посвящении, каким-то образом связаны с Великим Магистром: чем могущественнее Орден и его глава, тем интенсивнее их свечение. В период правления магистра Барбазона я ощущал немалую поддержку даже во время скитания по Преисподней, но когда он передал бразды правления своему преемнику, то мощь оного была настолько велика, что я черпал из нее свою жизненную — если так позволительно выразиться — силу, как из неиссякаемого источника. А теперь связь оборвана, перстень погас, Великий Магистр либо мертв, либо изгнан из нашего мира, что, впрочем, почти одно и то же.