Юлейн тоже хотел что-то повесить в пиршественной зале или положить в оружейной, или — предел мечтаний — отдать как уникальный экспонат в Наглядный Уголок Беспардонного Назидания: какой-нибудь щит или шлем; или меч, которым бы он поразил кого-то непоразимого; или хотя бы конспект пламенной и вдохновляющей речи, произнесенной им перед победоносным сражением, которое войдет во все военные учебники как образец полководческого таланта короля и безупречной отваги тиронгийской армии.
Если достаточно долго тереть эбонитовую палочку шерстяной тряпочкой, то у трущего встанут дыбом волосы — то ли от загадочного взаимодействия эбонита и шерсти, которые в природе друг с другом принципиально не встречаются; то ли от ужаса, на какую чепуху он расходует свою единственную и неповторимую жизнь. Сходный эффект можно наблюдать, если упомянуть о женитьбе в присутствии капитана Ржалиса; о грибных плантациях при Мардамоне (а вот не все коту мыши с маслом); или о Такангоре при Тотомагосе. То есть вот только что ничего не происходило, и вдруг начинает происходить прямо на ваших глазах.
Итак, завернув за очередной угол, злая и растерянная орда коротышек столкнулась нос к носу с повелителем Тиронги. Центральный таксидермист, заместитель Мориса, уступавший ему, быть может в виртуозности, но уж никак не в священном безумии поэта своего дела, нехорошо уставился на короля, прикидывая, считается ли чучело правящего государя достаточно интересным экспонатом для начала новой коллекции. Юлейн расценил этот взгляд как сочувственно-вопросительный и перевел его в вербальную плоскость следующим манером: «Как дела, ваше величество, как поживаете, о чем грустите?». И поскольку его давно подмывало высказаться от души, честно ответил:
— Паршиво, как иначе. Все вверх тормашками с того самого момента, как душенька Кукамуна затеяла эту авантюру с писающей собачкой, чему я теперь нисколько не удивляюсь, глядя на вопиющее поведение ее братца, воспитанного без сомнения той же мегерой, моей тещинькой Анафефой, отчего я теперь принужден вести войска в битву совершенно без подготовки и даже без древнеступа.
Таксидермист по имени Дормидонт, который уже мысленно прилаживал к палисандровой лакированной подставке табличку с надписью «Король Юлейн Благодушный, увековеченный в момент охватившего его безумия накануне войны с тремя королями», заметно оживился при упоминании о древнеступе. Государь на древнеступе украсит коллекцию, несомненно, существеннее, чем он же без внушительного топтуна. А поскольку Думгар не упоминал, что в замке пострадали еще какие-то покои, кроме мастерской таксидермистов, то, вероятнее всего, чучело исполинского древнеступа стоит как прежде в музее замка и в ус не дует. И Дормидонт посмотрел на Юлейна еще раз — как мать, после долгих мытарств и десятилетий жестокой разлуки обретшая свое потерянное на рынке дитя.
— Древнеступ? — пропел он голосом сирены, которой в конце рабочего месяца выплачивают дополнительную премию за каждого погубленного моряка. — Вы хотели бы скакать верхом на древнеступе?
— Ну, не совсем верхом, — уточнил Юлейн. — А в этой милой будочке у него на спине. И чтобы, знаете, будочка была такая с резными перильцами, коврами, пышными варварскими украшениями — черепа там всякие, как у кузена Зелга, шкуры, кисти, бубочки, бусины.
— И с бубочками, и с черепами, и с косточками, — уверил его Дормидонт. — Все как полагается в таких случаях. Не проследует ли ваше величество за мной, в музей Кассарии?
— А здесь есть музей? — удивился король. — Как это мило.
Если бы здесь оказался Зелг, он бы удивился ничуть не меньше. Но Зелг уже отправился туда, куда отправлялся всегда, когда нуждался в тишине, покое и утешении — в библиотеку.
* * *
УСЫПАЛЬНИЦА, № 2901.
Специальный выпуск
Когда другие газеты теряют подписчиков, мы их приобретаем
СКАНДАЛЬНАЯ ДУША
Это происшествие не стоило бы и истлевшего праха в заброшенной усыпальнице, если бы не последние события, бросающие новый свет на старые проблемы. Да, признаем, не все существа ведут себя достойно не только при жизни, но и в послесмертии. Многие не способны осознать, кем стали и куда попали, а также причины, которые привели их в это непривычное состояние. Многие не желают принять данность, ибо она противоречит их прижизненным убеждениям. Кто-то впадает во вселенскую скорбь, кто-то отчаянно протестует, кто-то завидует живущим и пытается отомстить им за свое нынешнее, жалкое, по его скудному мнению, положение. О, да! Все это не редкость в нашей среде, увы. Но разве в мире живых меньше проблем? И разве там не царят невежество, зависть, алчность, неверие и злоба? Ведь смерть не меняет сущность прибывшего — она лишь проявляет ее во всей полноте и отчетливости. Невозможно стать лгуном, предателем, трусом либо невеждой только потому, что ты умер. Наши постоянные читатели не понаслышке знают, что все мы являемся в мир не-мертвых такими, какими покинули мир живых. К чему же, спросят нас терпеливые читатели, такое долгое предисловие, коли вы сами признаете, что мы неплохо знакомы с проблемой? О, простите, наши мудрые и многоопытные читатели — мы уже подобрались к сути данной статьи.
Симпатичный инкуб откроет вам волнующий мир любовных грез и воплотит самые смелые фантазии. Старым девам со склочным характером не являемся
Итак, буквально несколько часов тому мир не-мертвых встретил нового жителя. Новоприбывшая душа, именующая себя рыцарем Гугиусом Хартдором, выразила крайнее недовольство своим состоянием и затеяла потасовку с несколькими привидениями, не дававшими никаких поводов к такому невежливому обращению. По мнению названной души, некто насильно удерживал ее в уже мертвом теле, коим воспользовался с неведомой целью, вытеснив личность Хартдора, однако не убив оную. Примечательно, что означенный Гугиус, бывший Рыцарем Ордена Тотиса, полагает виновником всех своих бед сообщество не-мертвых, с худшими представителями которого он сражался всю свою предыдущую жизнь.