Все волки Канорры - Страница 139

139

И он продолжил.

— Лекарственная бамбузяка, — увлеченно рассказывал доктор Дотт, расставляя перед изумленным герцогом батарею цветных склянок, флакончиков и бутылочек, — отлично врачует сердечные раны, утоляет душевную скорбь и тоску, возвращает пейзажу и натюрморту прежние цвета, блюдам — вкус, и придает жизни в целом утраченный временно смысл. Зелье же незабвенной бабки Бутусьи служит нам для решения более сложных медицинских проблем, вроде утоления мук совести. Ваша бабка долгое время имела об упомянутых муках самое общее представление, и любящие родственники часто напутствовали ее, пойди, мол, в библиотеку, возьми том на букву «С», «совесть», почитай, тебе будет интересно.

Видимо, глубокое изучение теории привело к тому, что добросердечная бабка ваша прониклась сочувствием к страдальцам, коим не понаслышке знакомы описанные в статье симптомы. И в порыве милосердия сочинила одно из самых популярных своих зелий.

Призрак вытащил из верхнего ящика стола очки в золотой оправе и торжественно нацепил их на несуществующий нос.

— Ого! — сказал Зелг. — Я еще ни разу не видел вас в очках.

—Вы и без халата меня ни разу не видели, — резонно возразил доктор, и герцог не нашелся, что ответить.

Дотт между тем влил в высокий стакан содержимое фиолетового и черного флакончиков, плеснул из оранжевой склянки, вылил половину голубой матовой бутылочки — весьма, кстати, симпатичной, и капнул несколько капель из дымящейся мензурки.

— Сейчас нужно подождать, — сказал он, энергично взбалтывая странный коктейль. — Если засвистит, бегите бегом без разговоров. А если зашипит и вспенится синим, то… О! Готово! Можно пить!

— А нужно ли? — спросил рассудительный герцог.

— Нужно! Даже необходимо. Вспомогательное зелье бабки Бутусьи создает самозакатывательный глазной эффект, стойкий самозаламывательный эффект для передних конечностей, а также скорбное самоскребление для задних. Гарантирует минимум полчаса завываний и протяжных стонов, смертельную бледность ланит — удовлетворит даже самых придирчивых; и, я большой поклонник этого эффекта — эдакую изящную нечленораздельную бормотанию. Окружающие, охваченные магическим эффектом, слышат, кому что хочется, и не нужно объясняться с каждым по отдельности. В общем, все вам сочувствуют, оказывают всемерную моральную, а порой и материальную поддержку — что еще нужно? Пейте, милорд, не кочевряжьтесь.

Зелг хотел было заметить, что его одолевают глубокие сомнения, но опыт подсказывал, что прозорливая и талантливая Бутусья давно изобрела замечательное средство для прекращения сомнений и колебаний, и оно тоже придется ему не по вкусу.

— А кроме самозакатывания и самоскребления какая-то польза от него будет?

— Вам мало? — возмутился призрак. — Конечно, будет. Визуальные эффекты полностью подменяют собой душевные проблемы. То есть вы как бы переживаете и мучаетесь совестью, но на самом деле чувствуете себя спокойно и уверенно, как Лилипупс в казарме новобранцев. Да и просто вкусно, в конце концов.

— Вкусно? — недоверчиво спросил герцог, припоминая свои последние впечатления от приема внутрь лекарственного зелья незабвенной бабки.

— Ну, не то чтобы совсем вкусно, но и не так уж плохо.

— Насколько неплохо?

— Не настолько, чтобы вы сразу поняли, что неплохо, но достаточно, чтобы вы не гонялись за мной по всем угодьям еще пару месяцев с намерением отомстить.

— Все ясно, — сказал Зелг. — Спасибо за заботу, но я решительно не стану пить эту гадость.

— Это не гадость, — возразил доктор, однако не слишком уверенно.

Он еще раз взболтал склянку, посмотрел на свет сквозь созданную им настойку и спросил:

— Может, предложить милорду Такангору? Ему даже Адский чаек не повредил.

Другой бы на месте Зелга, возможно, и возгордился, поняв, что его сравнивают с минотавром по части питейных способностей, но молодой некромант понимал, насколько они несопоставимы. Поэтому он просто махнул рукой и вышел.

Каждый визит к врачу превращался в сражение, из которого он неизменно выходил победителем, сумев сохранить

в неприкосновенности свой невроз

Франсуаза Малле-Жорис

На пороге герцог столкнулся с подозрительно бодрой компанией — Бургежа, граф да Унара, бурмасингер Фафут и Карлюза с Левалесой, сияющие в лучах рассветного солнца.

Как писал впоследствии в своих знаменитых мемуарах славный Бургежа, той ночью он проклял день и час, когда объявил об открытии литературного приложения к журналу «Сижу в дупле». Едва избавившись от высокоталантливого автора поэмы «Неласков вкус зеленого квадрата» и отказав во взаимности его менее настойчивым собратьям по перу, он имел все основания полагать, что проблема отпала раз и навсегда. И, как водится, не угадал. Как это говорит мудрый народ? Беда не приходит одна? Святая правда: с первыми лучами сентябрьского солнца в его маленькую комнатку в западном крыле замка ворвались два взволнованных троглодита.

— Перед смертью на поле боя, — сказал Карлюза вместо приветствия, — имею намерение издать вашими силами свой бессмертный шедевр и войти в вечность с солидным гонораром.

При слове «гонорар» лауреат Пухлицерской премии выдохнул огонь из ноздрей и дым из пуховых ушек.

— Зачем вам гонорар перед смертью? — проскрипел он.

— Я хочу покупать много имущества, — охотно пояснил сэнгерайский чародей. — Сначала я стану покупать много полезного имущества, потом — много бесполезного имущества. Вы станете моим источником благоденствия и праведно нажитого богатства. Купленное вашим непосильным трудом будет спасибить мне наградой за всемерный талант и невыносимую духовность.

139