Все волки Канорры - Страница 106

106

«Слово» обладало оглушительной силой, такой, что командор Рыцарей Тотиса глазам своим не поверил. Когда первое удивление минуло, он перешел к возмущению. Он не мог вообразить, почему в сокровищнице ордена хранится могущественное оружие против опасных врагов, а он — первое и главное лицо — об этом ни сном, ни духом. По непонятной причине ни один из его предшественников даже словом не обмолвился об уникальном артефакте, хотя тот мог бы сберечь массу сил и сохранить множество жизней. Саразин решительно не понимал, как такое могло случиться, но однажды счел, что так долго просил Тотиса дать ему возможность поквитаться с силами Тьмы и вознести орден на новую высоту, что это и есть дар свыше. Проведя огромную работу, переворошив архивы, расспросив ветеранов и не найдя ни одного упоминания о «Слове Дардагона», да если уж на то пошло, и о самом Дардагоне, он предположил, что этот бесценный подарок предназначается лично ему, и тогда-то и предложил трем королям заключить союз против Юлейна. Теперь он был уверен, что не-мертвые полки кассарийца не смогут воевать на стороне Тиронги, пускай некромант и захочет помочь кузену. А даже если он и двинется в этот самоубийственный поход, что ж, тем лучше. Об армии Кассарии можно будет забыть навсегда.

Однако король Ройгенон не без причины разменял шестой десяток лет, не внеся своей лепты в хроники славных деяний тифантийских государей. Он был человеком скорее робким, нежели решительным, скорее мечтательным, нежели деятельным, скорее мятущимся, чем твердым, и, дав согласие на военный союз, уже лихорадочно думал, как взять его обратно. Теперь ему казалось, что он погорячился, а вещие сны с участием Мориона и Кадогана вовсе не убеждали его в том, что все закончится хорошо. В конечном итоге, размышлял Ройгенон, он сам тоже постоянно путает Шестого и Седьмого государя, но что с того? Им это наверняка безразлично. А вот если он подвергнет опасности свое королевство, разорит его в кровопролитной войне — вот Гриом может служить отличным примером — то потомки его наверняка запомнят. Однако обрадует ли кого-то такая посмертная слава?

Все это он одним духом выпалил Саразину, не давая, по обыкновению, вставить ни слова. И тем самым одним махом изменил будущее. Десять минут тому подозрительный командор еще не рискнул бы принимать важные решения, прежде чем разобрался в происходящем, но теперь он понимал, что отступать некуда. Если еще хоть ненадолго оставить короля наедине с его сомнениями и колебаниями, или — хуже того — наедине с королевой Людовикой, склонной подозревать неладное всегда и во всем, только что созданный военный союз Трех Королевств распадется. И если Тукумоса впоследствии можно будет уговорить на новую попытку, то жесткий и расчетливый Килгаллен второй раз на эту наживку не клюнет. И ни на какую другую тоже. А потерять такого могучего союзника Орден Тотиса не имел права. Командору срочно требовался аргумент веский, как бормотайка Лилипупса, и что бы он был за политик, если бы не припас его заранее.

У лорда Саразина тоже имелась в рукаве козырная карта. Правда, как опытный игрок он приберегал ее для лучших времен, однако теперь обстоятельства вынуждали поторопиться. Он чуть помедлил, прикидывая, есть ли другие варианты, и не найдя ни одного, молвил:

— Ваше величество! Мы никак не сможем проиграть эту войну. Мало того, что Тиронге будут противостоять три могущественных короля, мало того, что все мои рыцари как один рвутся в бой, я предоставлю вам воинов, равных которым нет в подлунном мире. Против Юлейна, кассарийца и его рогатого генерала мы выставим панцирную пехоту минотавров. Три сотни бойцов.

Ройгенон мечтательно прикрыл глаза. Это была сладкая музыка для его ушей. «Панцирная пехота минотавров» звучало как синоним победы в любом сражении. Затем он спохватился:

— А они согласятся?

— Еще бы. Для них это лучшее предложение. Во-первых, золото, во-вторых, азарт, в-третьих, профессиональный вызов. Я уверен, что любой из них мечтает лично сразиться с действующим чемпионом Кровавой Паялпы и победителем Генсена. Да нам еще придется сдерживать их энтузиазм. Я пошлю гонцов к их величествам Килгаллену и Тукумосу и князю Люфгорну?

Ройгенон покачался взад и вперед как кузнечик на травинке.

— Посылайте, — решился он.

Саразин подошел к карте и принялся водить по ней ножом для разрезания конвертов, будто делил воображаемый пирог или перекраивал земли.

— В течение трех суток мы стягиваем наши армии к Нилоне. Князь Люфгорн гарантирует нам невмешательство, а при удачном раскладе — и полную поддержку. У него отличная боеспособная армия, она соединится с нашими частями.

— Хорошо, хорошо. Очень хорошо. Втайне, надеюсь?

— Как и было согласовано, в строжайшей тайне. А на четвертую ночь переходим границу Тиронги.

— А если Юлейн что-то заподозрит?

— Мы захватили самых энергичных шпионов да Унара. Что касается наших войск в княжестве Торент, Благодушный не имеет права указывать своему шурину, как ему вести себя с добрыми соседями, коими являются Килгаллен, Тукумос и вы, ваше величество. И если князь Люфгорн согласен на присутствие наших войск в своей вотчине, не королю Тиронги ему это запрещать.

— Хорошо. Хорошо. Очень хорошо, — повторил Ройгенон. — Вижу, вы все продумали. Как, впрочем, и всегда. Ну что, объявим Юлейну войну?

— Не стоит. Пусть это будет сюрприз.

* * *

Мынамыхряк – птица степенная и где-то даже грустная. Запеченный в яблоках, он приобретает торжественность и тот радостный вид, которого ему так не хватает при жизни. Вот теперь, глядя на него, трудно сдержать улыбку. Поэтому Такангор счастливо улыбался, изучая свою тарелку.

106