Но главным, конечно, оставался сам сон, который он успел увидеть в этом потерянном промежутке — в спальне ли или минуту назад за столом, в состоянии ли сна или грезя наяву, Саразин сказать не мог.
Ему привиделись двое воинов — он принял их за короля Мориона Провидца и первого великого командора Рыцарей Тотиса Кадогана Благочестивого. Выглядели они, правда, несколько странно: оба в черных доспехах незнакомого вида, а за ними ползли неправдоподобно светлые, почти белые тени, которые вели себя совершенно независимо от тех, кто их отбрасывал. Постепенно силуэты теней заполнились кроваво-красным, и тогда тот, кого лорд Саразин полагал королем Морионом, величественно поднял руку с зажатым в ней черным клинком и указал на Тиронгу. Клинок вспыхнул ярким синим огнем. Как и во всяком уважающем себя сне, не возникало никаких сомнений в именах и толкованиях. Лорд Саразин наверняка знал, что меч короля направлен в сторону соседнего государства и не колебался, обещая исполнить его священную волю. Спросил бы кто после внезапного пробуждения, отчего именно Морион, откуда уверенность, что речь идет о Тиронге, а не, скажем, об Аздаке, Жаниваше или Таркее, он бы разгневался, ибо не знал ответа, но упорствовал в своих убеждениях. Ему так понравилась идея, что легендарные основатели ордена поддержали и одобрили его планы в отношении Тиронги в целом и Кассарии в частности, что даже неловкая ситуация с необъяснимо утраченными часами его собственной жизни не вызвала тревоги, хотя тихий голос где-то на периферии сознания доказывал, что вот вопрос вопросов, с которого и нужно начать день.
Следует отдать ему должное: хотя лорд Саразин был одержим идеей прославиться в веках и вписать свое имя в историю, он мало походил на безумца. Напротив, отличался трезвым рассудком, расчетливостью, проницательностью и дальновидностью. Люди, знавшие его, говорили, что нелегко представить себе великого командора потерявшим голову и утратившим связь с реальностью. Он не тешил себя иллюзиями даже тогда, когда ему этого страстно хотелось. Украшением Международной Ассоциации Зверопусов он бы не стал, но определенный потенциал у него имелся. И, в конце концов, он бы прислушался к здравому смыслу и принялся выяснять у слуг и рыцарей, чем занимался все эти часы, когда не помнил себя. Однако благим намерениям чаще всего мешает не злокозненное противодействие, а случай.
В каждом большом деле всегда приходится какую-то часть
оставить на долю случая
Наполеон Бонапарт
Лорд Саразин с неприязнью оглядел свой наряд и собрался было отправиться в спальню, чтобы переодеться, но тут один из младших рыцарей доложил о прибытии его величества короля Тифантии Ройгенона Двенадцатого.
Король не заставил себя ждать и вошел в столовую быстрым шагом озабоченного человека. То был высокий, сутулый, очень худой, лысый, круглоголовый большеглазый мужчина. Если вам когда-нибудь доводилось видеть взволнованного богомола, считайте, что вы видели и тифантийского государя.
О том, что его что-то тревожит, говорила и манера посещения: никакой помпы, никаких приличествующих случаю церемоний. Монарх не в первый раз навещал Орден Рыцарей Тотиса как вельможное, но частное лицо, и все же подобные случаи можно было сосчитать по пальцам одной руки. Лорд Саразин поднялся из-за стола, начисто забыв обо всех своих намерениях.
— Итак, — сказал Ройгенон после приветствий и поклонов, без которых, если верить этикету, небо рухнет на землю, — зачем вы меня так срочно вызвали? Жена подозревает неладное. Еле успокоил, и сразу к вам. В наших планах что-то изменилось? Что-то произошло? Вам стали известны какие-то угрожающие детали?
Он сыпал вопросами с такой частотой, что лорд Саразин не смог бы вставить и слова, если бы даже захотел. Но он не хотел. Он тоже тщетно искал ответы. На секунду он отвлекся на сообщение о жене, но затем жену отринул. Почти у каждого короля есть жена, почти каждая подозревает неладное и почти каждая не без причины, так что не в королеве дело, проблема в другом. Дали бы ему хоть минуту, чтобы точнее сформулировать мысль, он бы нашел изящное решение. А так, что скажешь — я, ваше величество, не помню, как надевал безрукавку, как скушал полтарелки каши, и как вас вызывал, тоже не помню? Глупо, как-то, несолидно, более того — опасно.
Разумнее всего было бы сообщить Ройгенону о том, что происходило прямо сейчас, в буквальном смысле, у него на глазах, но великий командор и помыслить об этом не мог. Подобное заявление было равносильно признанию в собственном бессилии, в невозможности противостоять какому-то неведомому врагу. А поскольку враги Рыцарей Тотиса, по определению, относились к силам Тьмы, то это означало, что он неспособен возглавлять орден, и уж наверняка не сумеет победить одного из самых могущественных и жестоких противников — кассарийского некроманта. Если сейчас он упустит свой шанс, то второго ему наверняка не дадут, и о вечной славе придется разве только мечтать. Кто-то другой возглавит победоносный поход против Тиронги, кто-то более удачливый пожнет плоды многолетних усилий и незаслуженно увенчает себя золотым венцом триумфатора. Этого лорд Саразин допустить не мог, и потому срочно подыскивал наиболее подходящую причину, по которой он рискнул бы нарушить покой своего монарха. И причина эта очень быстро нашлась.
— Мне был вещий сон, — сказал он, когда водопад вопросов немного иссяк и превратился в довольно быстрый, но уже безобидный поток. — Я видел вашего великого предка короля Мориона и своего славного предшественника Кадогана Благочестивого. Они подали мне недвусмысленный и весьма благоприятный знак.